Блоги  Книга Конрад Лоренц "Человек находит друга" [Клуб БАССЕТ-ХАУНД]

СОБАЧЬИ ОБЫЧАИ
И носом дружеским
И нюхал и толкал...

Берис. Две собаки

Способы обмена информацией между животными, живущими в сообществах, и механизмы, обеспечи-вающие бесперебойную совместную деятельность индивидов в стаде или стае, не имеют ничего общего с речью, на которой строится осуществление этих важнейших функций у человека. В "Кольце царя Соло-мона" я подробно рассмотрел этот вопрос в главе "Язык животных". Смысл конкретных сигналов и раз-личных выразительных движений и звуков у животных не условен, как смысл слов в человеческом язы-ке, но определяется врожденными инстинктивными действиями и ответными реакциями. Таким образом, "язык" каждого данного вида животных гораздо более консервативен, а их "обычаи и привычки" несрав-ненно более устойчивы и обязательны, чем у человека. Можно написать целую книгу о нерушимых за-конах, которые управляют церемониалом, определяющим поведение более сильных и более слабых, ко-белей и сук. Рассматриваемое в целом действие этих законов, опирающихся у собак на наследственные поведенческие стереотипы, напоминает проявление наших собственных человеческих обычаев. Это от-носится и к воздействию упомянутых законов на жизнь сообщества, и именно в таком смысле следует понимать название данной главы.
Нет ничего скучнее сухого изложения законов, пусть даже и необыкновенно интересных, и я попробую обойтись без отвлеченных рассуждений - просто постараюсь с помощью ряда будничных примеров на-рисовать достаточно живую картину общения собак между собой, чтобы читатель сам мог вывести тео-рию, объясняющую эти законы. Я начну с поведения, связанного с иерархическим порядком, древние обычаи которого не только выражают, но и в значительной степени определяют положение собаки в этой системе доминирования и подчинения. Рассмотрим несколько встреч - несомненно, читатель сам не раз бывал свидетелем чего-либо подобного.
Мы с Волком идет по проулку, огибаем водоразборную колонку и, выйдя на главную улицу деревни, видим, что метрах в двухстах впереди стоит Рольф, старый враг и соперник Волка. Нам нужно пройти мимо него, и, следовательно, встреча неизбежна. Эти две собаки, самые сильные в деревне и внушающие наибольший страх остальным, то есть занимающие верхнюю ступень иерархической лестницы, терпеть друг друга не могут, но в то же время исполнены такого взаимного уважения, что еще ни разу не подра-лись.
И Волк и Рольф оба, по-видимому, одинаково не рады этой встрече. Каждый из них сотни раз яростно облаивает другого из своего сада в твердой уверенности, что только забор мешает ему вцепиться в нена-вистную глотку. Но теперь они испытывают их так: каждый пес чувствует, что обязан поддержать свой престиж, приведя в исполнение былые угрозы, и опасается в противном случае "утратить лицо". Они, разумеется, сразу же заметили друг друга и приняли демонстративные позы, то есть напряглись и задра-ли хвосты вертикально. Теперь, сближаясь, они постепенно замедляют шаг. Когда между ними остается не более пятнадцати метров, Рольф внезапно припадает к земле, точно готовый к прыжку тигр. Морды обоих не выражают ни колебаний, ни угрозы. Лбы и носы не наморщены, уши стоят торчком, глаза ши-роко раскрыты. Волк никак не реагирует на позу Рольфа, хотя человеческому глазу она представляется весьма зловещей, а продолжает ровным шагом приближаться к сопернику и замирает возле него в непод-вижности. Рольф мгновенно вскакивает, и теперь оба пса стоят бок о бок, голова к хвосту, и обнюхивают взаимно подставленные задние части туловища. Это добровольное предъявление анальной области есть выражение полной уверенности в себе, и если собака ее вдруг утрачивает, хвост немедленно опускается. Хвост в таких случаях служит точным индикатором храбрости.
Некоторое время псы продолжают сохранять эту напряженную позу, а затем постепенно морды их на-чинают морщится, лбы прорезаются горизонтальными и вертикальными бороздами, кожа на носу соби-рается гармошкой, клыки оскаливаются. Такое выражение морды можно истолковать только как угро-жающее, но оно бывает и у перепуганных собак, которые угрожают ради самозащиты, когда их загоняют в угол. Душевное состояние собак и их контроль над ситуацией отражаются лишь в двух местах - ушах и уголках рта. Если уши наклонены вперед, а уголки рта совсем не оттянуты, значит, собака не испытывает страха и может напасть в любой момент. Возрастание боязни находит выражение в соответствующем движении ушей и уголков рта - словно невидимые силы тянут собаку назад, побуждая ее к бегству. Уг-рожающая поза сопровождается рычанием, и чем более оно басистее, тем более уверена в себе собака, разумеется, с поправкой на естественный тон ее голоса: самоуверенный фокстерьер, конечно, будет ры-чать на более высокой ноте, чем струсивший сенбернар. Все еще держась бок о бок, Рольф и Волк начинают теперь обходить один другого по дуге. Я жду, что вот-вот завяжется драка, однако полное равновесие сил препятствует объявлению войны. Рычание ста-новится все более зловещим, но... ничего не происходит. У меня возникает смутное подозрение, подкре-пляемое косыми взглядами, которые бросает на меня Волк, а потом Рольф, что они не просто ждут моего вмешательства, но и очень хотят, чтобы я разнял их и тем самым освободил от моральной обязанности вступить в драку. Стремление сохранить свой престиж и достоинство свойственно не только человеку, оно заложено глубоко в истинных слоях психики, которые у высших животных близки к нашим собст-венным.
Я не вмешиваюсь, предоставляя собакам самим найти не унизительный выход из положения. Они очень медленно расходятся и шаг за шагом начинают удаляться друг от друга. В заключение, все еще косясь на соперника, они одновременно, словно по команде, задирают заднюю ногу - Волк у телеграфно-го столба, Рольф у забора. Затем, приняв демонстративную позу, каждый идет своей дорогой, гордясь одержанной моральной победой и посрамлением противника.
Суки, присутствующие при встрече кобелей, равных по силе и рангу, ведут себя особым образом. В таких случаях Сюзи, супруга Волка, совершенно явно хочет, чтобы началась драка; активно она супругу не помогает, но ей нравится смотреть, как он берет верх над другим псом. Я дважды наблюдал, как она прибегала к коварной хитрости, чтобы достичь своей цели. Волк стоял головой к хвосту рядом с другим псом - оба раза это был чужак, "летний гость", - а Сюзи осторожно, но с большим любопытством крути-лась возле них, они же не обращали на нее никакого внимания, поскольку она была сукой. Вдруг она безмолвно, но энергично кусала супруга за заднюю часть, подставленную противнику. Волк, считая, что тот в нарушение всех древних собачьих обычаев нагло укусил его за зад во время обнюхивания, тотчас набрасывался на святотатца. Второй пес, естественно, расценивал это нападение как столь же непрости-тельное нарушение ритуала, и завязывалась на редкость свирепая драка.
Волк встречает старую дворнягу, жившую в доме у дальнего конца нашей деревни. В дни своей юности он сильно побаивался старика. Те времена давно миновали, но он ненавидит дряхлого пса больше всех других собак и не упускает случая показать ему это. Когда Волк и дворняга замечают друг друга, старик немедленно принимает напряженную позу, но Волк бросается на него, сильно ударяет его плечом, изо-гнувшись, толкает задом и встает рядом с ним. Старик попытался было встретить врага свирепым уку-сом, но из-за толчка его зубы сомкнулись в воздухе. Теперь он стоит неподвижно, выпрямившись во весь рост, но хвост опущен, так как у него не хватает уверенности подставить для обнюхивания свой зад. Его нос и лоб угрожающе сморщены, голова опущена и выставлена вперед. Эта поза, сопровождаемая серди-тым рычанием, производит самое зловещее впечатление, и когда Волк снова делает движение вперед, старик отчаянно лязгает зубами, и Волк чуть-чуть отступает. Не сгибая ног, преувеличенно надменной походкой Волк обходит своего врага, затем задирает ногу и ближайшего подходящего предмета и удаля-ется. Чувства старой дворняги, если облечь их в слова, сводятся примерно к следующему: "Я тебе не со-перник и не претендую ни на равенство с тобой, ни на превосходство; я не посягну на твою территорию. И прошу тебя только об одном - чтобы ты оставил меня в покое. Но если ты этого не сделаешь, я буду драться, как могу, не брезгуя и нечестными приемами". Но что чувствует Волк?
У водоразборной колонки Волк встречает маленькую светло-рыжую дворняжку, которая в смертель-ном ужасе пробует ускользнуть от него в открытую дверь бакалейной лавки. Волк стремительно броса-ется наперерез, загораживает дверь и тем же боковым движением, о котором я уже говорил, отбрасывает собачонку на мостовую, тут же настигает ее и снова толкает. При каждом ударе собачонка взвизгивает, как от сильной боли, и в конце концов в отчаянии кусает своего врага. Волк не рычит, не морщит угро-жающего носа, а, не обращая внимания на укусы, продолжает ее толкать. Он настолько презирает своего противника, что не считает даже нужным приоткрыть пасть. Но вместе с тем он ненавидит рыжего полу-кровку, который то и дело залезал к нам в сад, когда у Сюзи была течка, и теперь сводит с ним счеты столь пошлым образом. Тип страха, который находит выражение в вопле боли, издаваемом еще до того, как собака успеет ощутить реальную боль, характеризуется особым положением уголков рта - они на-столько оттягиваются назад, что становится видимой слизистая оболочка, обрамляющая губы темной каемочкой. Даже на человеческий взгляд собачья морда при этом приобретает особое скулящее выраже-ние, вполне соответствующее звукам, которыми оно сопровождается.
Волк I навещает свою подругу Сенту и взрослых детей на передней веранде нашего дома. Он здорова-ется с Сентой, оба виляют хвостами, а она нежно облизывает уголки его рта и ласково трогает его носом. Затем Волк I поворачивается к одному из своих сыновей, и тот радостно подходит к отцу, толкает его носом, но не дает обнюхать свой зад, опуская непрерывно виляющий хвост между задними ногами. Спи-на молодого пса выгнута, поведение его подобострастно, однако он не проявляет никакого страха перед отцом, а, наоборот, то и дело тычется в него носом и пытается лизать уголки его рта. Волк при этом дер-жится с таким чопорным достоинством, что кажется почти смущенным, - он отворачивает голову от ли-жущегося щенка и высоко задирает нос. Когда молодой пес, ободренный этим отступлением, становится более назойливым, на морде отца появляется неободрительная складка. Лоб же щенка не просто гладок, кожа на нем настолько растянута, что внешние уголки глаз кажутся прищуренными. Манера Сенты здо-роваться с Волком I и движения щенка, выражающие его чувства, точно совпадают с движениями, кото-рыми очень послушная собака здоровается со своим хозяином. Очеловечивая ситуацию, можно сказать, что молодой пес нашел счастливый компромисс между определенной степенью страха и любовью, кото-рая заставляет его подойти к тому, кто стоит намного выше его на иерархической лестнице.
В деревне Сюзи встречает крупного пса, помесь колли и немецкой овчарки, сына уже упоминавшегося Рольфа. На мгновение, приняв ее за Волка, которого он смертельно боится, пес пугается.
Зрение у собак плохое, и на расстоянии они различают только общие очертания предметов, а так как Волк - единственный чау-чау, которого местные собаки привыкли тут встречать, Сюзи нередко путают с ее внушительным сородичем. Нахальство, очень рано развивающееся у молоденькой сучки, несомненно, объясняется общим почтением, которое она встречает у всех из-за этой ошибки и, конечно же, приписы-вается собственной свирепости. Весьма любопытно наблюдать такое доказательство скверного цветового зрения у собак: Волка и Сюзи их сородичи часто путают, несмотря на то, что у Волка шерсть рыжая, а у Сюзи - голубовато-серая.
Но вернемся к описываемому случаю. Молодой пес обращается в бегство, однако Сюзи быстро его на-стигает и останавливает. Он смиренно стоит перед ней, опустив уши и растянув кожу на лбу, а эта вось-мимесячная сучка начинает презрительно помахивать хвостом. Она пытается обнюхать его зад, но он смущенно опускает хвост между ног и быстро поворачивается, подставляя ей грудь и голову. И только теперь он, по-видимому, замечает, что перед ним не грозный самец, а миленькая самочка. Пес вытягива-ет шею вверх, вздергивает хвост и идет на нее, пританцовывая передними лапами. Несмотря на эти знаки самоутверждения, его морда и уши все еще выражают иерархическое почтение, но оно постепенно сме-няется выражением, которое я назову "галантной миной" и которое отличается от "почтительной мины" только положением ушей и уголков рта: уши еще прижаты к голове, но сведены так, что их кончики со-прикасаются, а уголки рта оттянуты, как и при почтительной мине, но не опущены жалобно, а, наоборот, вздернуты вверх, словно от смеха. Когда это выражение становится четким, за ним обязательно следует приглашение к игре. При этом пасть приоткрыта так, что виден язык, и вздернутые уголки рта, растяну-того до ушей, придают собаке еще более смеющийся вид. Такой "смех" чаще всего наблюдается у собак во время игры с обожаемым хозяином, когда она приходят в такое возбуждение, что начинают пыхтеть. Возможно, эти движения мышц морды являются предвестником пыхтения, которое начинается, когда желание играть берет верх над всем остальным. Такое предложение подкрепляется тем фактом, что в сексуально окрашенной игре собаки часто "смеются" и начинают пыхтеть даже после незначительных усилий. Пес, который сейчас стоит перед Сюзи, смеется все больше и все энергичнее переступает перед-ними лапами. Внезапно он прыгает на юную чау-чау и толкает ее передними лапами в грудь. Затем стре-мительно поворачивается и кидается прочь, держа тело по-особому: спина все еще почтительно выгнута, зад поджат, а хвост пропущен между задними лапами. Но хотя весь его вид говорит о смирении, он про-делывает самые дружелюбные прыжки, а хвост виляет настолько сильно, насколько позволяют задние ноги. Через несколько метров он останавливается, снова молниеносно поворачивается и подбегает к Сю-зи с широкой ухмылкой на морде. Он приподнимает хвост так, чтобы голени не мешали ему вилять, при-чем теперь он виляет не только хвостом, но и всей задней частью туловища. Он снова прыгает на Сюзи, и его заигрывания приобретают слегка сексуальный характер, но лишь символически, поскольку период течки для Сюзи еще не наступил.
В замке Альтенберг, где обитает огромный угольно-черный ньюфаундленд по кличке Лорд, маленькая дочь хозяина в день рождения получила в подарок очаровательного карликового пинчера, которому только-только исполнилось два месяца. Я был свидетелем первой встречи этих собак. Хотя Квик, пинчер, был юным зазнайкой, он до смерти перепугался, увидев, что на него надвигается гора черного меха, и, подобно всем щенкам при столь жутких обстоятельствах, перевернулся на спину, а когда большой пес обнюхал его брюшко, пустил вверх крохотный желтый фонтанчик. Понюхав и это эмоциональное излия-ние, Лорд неторопливо и величественно отвернулся от потрясенного щенка. Однако в следующую мину-ту Квик вскочил и начал, как заведенный, описывать стремительные восьмерки между ног ньюфаунд-ленда. Затем он дружески прыгнул на него, приглашая Лорда бежать за ним. Рыдающая маленькая хо-зяйка пинчера, которая не вмешивалась только потому, что ее удерживали жесткосердечные старшие братья, вздохнула с облегчением, так как знакомство завершилось истинно трогательным зрелищем: очень большая собака добродушно играла с очень маленькой.
Эти шесть собачьих встреч я выбрал в качестве примеров потому, что их характер был выражен очень отчетливо. Но в действительности, естественно, существуют бесчисленные переходные и усложненные формы эмоций и соответствующие им выразительные движения - уверенности в себе и страха, вызова и смирения, нападения и защиты. Это крайне затрудняет анализ форм поведения, и надо очень хорошо знать типы выражений, которые я описал - и многие иные, - чтобы уловить их на собачьей морде, где они иногда сильно смазаны, а иногда совмещаются с другими.
Существует одна чрезвычайно милая черта в поведении собак, которая явно рано зафиксировалась в их центральной нервной системе как свойство, передающееся по наследству. Я имею в виду рыцарственное обхождение с самками и щенятами. Ни один нормальный самец ни при каких обстоятельствах не укусит самку; суку охраняет абсолютное табу, и она может вести себя с кобелем как пожелает и покусывать его, причем даже всерьез. В распоряжении кобеля нет никаких средств защиты, кроме почтительных движе-ний и "галантной мины", с помощью которых он может попытаться превратить наскоки разъяренной су-ки в игру. Мужская гордость не позволяет ему прибегнуть к другому способу - к драке, так как кобели всегда прилагают максимум усилий, чтобы в присутствии суки "сохранить лицо". У волков и гренланд-ских ездовых собак с преобладающей волчьей кровью этот рыцарственный самоконтроль распространя-ется на самок только собственной стаи, но у собак с преобладающей шакальей кровью он действует в присутствии любой самки, даже совершенно незнакомой. Кобель чау-чау занимает промежуточное по-ложение: если он всегда находится в обществе своих родственниц, с сукой шакальей крови он может обойтись довольно грубо, хотя я не знаю случая, чтобы он укусил ее по-настоящему.
Если бы мне нужно было еще одно доказательство коренного зоологического различия между собака-ми с сильной примесью волчьей крови и обычными европейскими породами, я указал бы на вражду, проявления которой постоянно наблюдаются между этими двумя типами, ведущими свое происхождение от разных диких предков. Спонтанная ненависть, которую испытывают к чау-чау деревенские собаки, никогда прежде их не видавшие, и, наоборот, готовность, с какой любая дворняжка принимает шакала или динго в качестве "своего", представляются мне куда более убедительным доказательствами в пользу такого различия, чем все измерения и расчеты пропорций черепа и скелета и их статистическая обработ-ка, положенные в основу обратного мнения. Мое убеждение подкрепляется и некоторыми аномалиями в групповом поведении - представители противоположных типов часто настолько не сознают себя члена-ми одного вида, что кобели не уважают самых элементарных "собачьих прав" сук и щенят. Исследова-тель поведения, зоолог, тонко ощущающий генеалогические и систематические соответствия, не может не заметить, что волчья собака принадлежит к иной ветви, чем шакалья. А поскольку сами собаки, на которых научные споры, разумеется, никак не влияют, несомненно, также это видят, я доверяю им боль-ше, чем любым статистическим данным.
У представителей семейства собачьих, принадлежащих к одному виду и к одному сообществу, щенок моложе шести месяцев пользуется абсолютной неприкосновенностью. Действия, выражающие смирение - перевертывание на спину и мочеиспускание, - необходимы только в первую минуту: по-видимому, они должны информировать взрослую собаку, что она имеет дело со щенком. Я не вел специальных наблю-дений и не ставил экспериментов, а потому не берусь утверждать, эти ли действия показывают взрослой собаке, что перед ней беспомощный юнец, или запах щенка также помогают ей распознать его нежный возраст. Безусловно, различия в величине между молодой и взрослой особью не играю в этом узнавании никакой роли. Сердитый фокстерьер обходится с молодым сенбернаром как с беспомощным младенцем, даже если тот вдвое больше его. И, наоборот, кобели крупных пород преспокойно затевают драки со взрослыми кобелями мелких пород, хотя с человеческой точки зрения это и представляется малоблаго-родным. Я не рискую полностью взять под сомнение рыцарственное поведение по отношению к малень-ким собакам, которое так часто приписывают сенбернарам, ньюфаундлендам и догам, но сам я в весьма широком кругу моих собачьих знакомств еще ни разу не встретил такого великодушного великана.
Когда высокомерному кобелю, свято блюдущему свое достоинство, бессердечно предлагают "поиг-рать" с юными щенятами, это всегда обещает много забавных, а нередко и трогательных сцен. Я специ-ально проделывал такие эксперименты с нашим стариком Волком. Он был чрезвычайно серьезен и вовсе не любил играть, а потому испытывал невероятное смущение и неловкость, когда вынужден был наве-щать на веранде своих двухмесячных детей и динго, их свободного братца. Щенята в пять месяцев и старше уже питают определенное уважение к профессорской важности старых кобелей, но щенки помо-ложе ничего подобного не испытывают. Они накидываются на отца, цапают его за ноги беспощадными, острыми, как иглы, зубами, а он только по очереди вздергивает лапы, словно обжигаясь. Бедному муче-нику не положено даже рычать, и уж тем более он не смеет задать трепку своим назойливым отпрыскам. Немного погодя наш ворчливый Волк позволял вовлечь себя в возню со щенятами, но тем не менее, пока они были маленькими, он никогда добровольно на веранду не заходил.
Кобель оказывается в сходной ситуации и когда на него нападает сука. Он не может ни кусаться, ни даже рычать, однако приблизиться к агрессивной самке его толкает несравненно более сильный импульс, и конфликт между мужским достоинством, страхом перед острыми зубами противницы и силой его сек-суальных побуждений порождает поведение, которое иногда превращается в настоящую пародию на человеческую. Смешным старого пса делает главным образом игривость, "галантность", которую я опи-сывал выше. Когда такой суровый зверь, давно уже вышедший из щенячьего возраста, начинает изъяс-няться в любви, ритмично перебирая передними лапами и прыгая взад и вперед, даже наименее склон-ный к антропоморфизму наблюдатель невольно начинает проводить определенные сравнения, чему спо-собствует и поведение суки, которая, зная, что ее ухажер все стерпит, ведет себя весьма высокомерно.
Однажды мне довелось наблюдать очень четкий пример такого поведения. Это произошло, когда я вместе со Стаси посетил волка в его клетке. Более подробно я опишу их встречу позже. Довольно скоро волк пригласил меня поиграть, и я, весьма польщенный, согласился. Однако Стаси обиделась, что я уде-ляю волку больше внимания, чем ей, и внезапно набросилась на моего нового приятеля. Надо сказать, что суки чау-чау, ставя на место не угодивших им самцов, пускают в ход удивительно противный свар-ливый лай и особую манеру кусаться - не свирепо, в полную силу, как дерущиеся псы, а неглубоко, за-хватывая как будто только кожу, однако их противник при этом визжит от боли. Волк тоже завизжал, одновременно пытаясь обезоружить Стаси почтительными позами и галантным обхождением. Естест-венно, мне не хотелось подвергать его рыцарственность слишком тяжелому испытанию, поскольку я опасался, как бы это не обошлось дорого мне самому, и я строго приказал рассерженной Стаси замол-чать, то есть мне пришлось сделать ей выговор, чтобы она не обижала покладистого волка, а ведь всего лишь десять минут назад я поставил перед клеткой два ведра с водой и железный лом, чтобы было чем спасать мою бесценную Стаси, если лесной хищник накинется на нее. Sic transic gloria... luрi. (Так прохо-дит слава... волка (лат.)

ХОЗЯИН И СОБАКА
Люди заводят собак и кошек из самых разных побуждений, причем далеко не всегда из добрых. Среди страстных любителей животных, и в частности среди любителей собак, существует особая категория несчастных людей, которые о той или иной горькой причине утратили веру в себе подобных и ищут эмо-циональной помощи у животных. Известное присловье "животные настолько лучше людей!" всегда на-водит меня на грустные размышления. Ведь это не так. Бесспорно, в отношениях между людьми не су-ществует точно подобия преданности, на которую способна собака. Но ведь собака не плутает по лаби-ринту моральных обязательств, часто противоречащих друг другу. Ей известен только простейший кон-фликт между желаниями и обязанностями - другими словами, над ней не тяготеет все то, что нас, бедных людей, иной раз сводит с пути истинного. С точки зрения человеческой ответственности даже самая вер-ная собака выглядит в значительной степени аморальной. Изучение поведения высших животных, во-преки мнению некоторых, вовсе не приводит к тому, что ты начинаешь недооценивать различия между ними и человеком. Наоборот, я утверждаю, что только те, кто по-настоящему разбирается в поведении животных, способны в полной мере оценить то особое возвышенное место, которое в мире живых су-ществ занимает человек.
Сравнение человека и животных, которое играет такую значительную роль в наших исследовательских методах, унижает его не более, чем принятие теории происхождения видов. Суть эволюции органическо-го мира в том и заключается, что она создает абсолютно новые и более высокие признаки, которые на предыдущей стадии не существовали даже в зачатке. Конечно, и в наши дни в человеке есть еще что-то от животного, но в животном от человека ничего. Генеалогические исследования, по необходимости ве-дущиеся от низшего, от животных, позволяют нам особенно ясно увидеть человеческую сущность, вели-кие достижения человеческого разума и этики, которых мир животных вообще не знает. Они явственно выступают на фоне тех более древних свойств и способностей, которые человек еще и теперь делит с высшими животными. Утверждать, что животные лучше человека, - значит кощунствовать: для критиче-ски мыслящего биолога в подобном заявлении прячется святотатственное отрицание подлинного разви-тия в мире живого.
К несчастью, слишком многие любители животных, особенно члены общества защиты последних, упорно отстаивают вышеуказанную этически вредную точку зрения. Прекрасна и поучительна только та любовь к животным, которая порождается любовью ко всякой жизни и в основе которой должна лежать любовь к людям. Только те, кто способен чувствовать именно так, могут дарить свою привязанность жи-вотным без нравственного ущерба для себя. Разочарованный и ожесточенный человек, который из-за прегрешений отдельных индивидов восстает против всего человечества и отдает свою любовь только собакам и кошкам, совершает роковую и отвратительную ошибку. Ненависть к людям и любовь к жи-вотным - зловещая и опасная комбинация. Разумеется, это не относится к тем, кто по той или иной при-чине обречен на одиночество и обзаводится собакой, чтобы удовлетворить свою потребность любить и быть любимыми. Желание это вполне законно и безобидно, а одиночеству, бесспорно, нет места, если на свете есть хотя бы одно существо, которое радуется вашему возвращению домой.
Изучение гармонического согласия, царящего между хозяином и собакой, дает чрезвычайно много для понимания психологии как людей, так и животных, а иногда бывает и очень увлекательным. Выбор со-баки уже говорит о многом, а еще больше можно узнать из отношений, складывающихся затем между этим человеком и его подопечным.
Как и у людей, полная противоположность характеров супругов, как и полное их сходство, часто га-рантирует безоблачное счастье обеих сторон. Муж и жена, долго состоящие в браке, нередко становятся похожими друг на друга, как брат и сестра, и точно так же у хозяина и собаки вырабатывается общность манер и привычек, производящая подчас комическое и в то же время трогательное впечатление. У опыт-ных владельцев такое сходство усиливается благодаря выбору определенной породы или конкретной собаки, так как этот выбор обычно подсказывает симпатией и родственными чертами характера. Суки чау-чау, которых поочередно выбирала себе моя жена, могут служить типичным примером таких "сим-патичных" и "гармонирующих" собак. То же относится ко мне самому, и наши друзья, хорошо знающие нас и наших собак, нередко развлекаются тем, что выискивают черты сходства между нами и ними. Со-баки моей жены всегда особенно чистоплотны и в известной мере любят порядок. Они никогда не побе-гут напрямик через лужу, а проходя между клумбами или грядками, не наступят на взрыхленную землю и не заденут ни единого растения, хотя их специально этому не обучали. Мои же собаки, увы, готовы валяться в любом мусоре и натаскивают в дом чудовищное количество грязи. Короче говоря, различия между нашими собаками аналогичны различиям моего характера и характера моей жены. Отчасти это объясняется тем, что жена всегда выбирает из нового помета тех щенков, в которых преобладает наслед-ственность более "благородных", сдержанных, почти как кошки, чистоплотных чау-чау, тогда как я предпочитаю потомство тех, в ком проявляется более живая и бойкая, хотя и безусловно более плебей-ская, натура их прародительницы, моей овчарки Титы. Еще одна аналогия обнаруживается в том, что собаки моей жены едят умеренно и изящно, а их кровные родственники, принадлежащие мне, предаются гнусному обжорству. Но почему так получается, право, сказать не могу.
На мой взгляд, "параллельная", или "гармонирующая", собака приносит человеку ощущение душевного равновесия и даже удовлетворения собой. Но все складывается по-иному с типом собак, обратным гар-монирующему типу. Совсем недавно мне довелось наблюдать на улице иллюстрацию вышесказанного. Бледный узкогрудый человек с хмурым тревожным лицом, одетый бедно, но респектабельно, как одева-ются мелкие чиновники, и даже в пенсне, шел в сопровождении тощей овчарки, которая уныло брела рядом с ним. В руке у него был тяжелый хлыст, и, когда он внезапно остановился и собака на несколько сантиметров переступила запретную черту, рукоятка этого хлыста с силой опустилась на ее нос, а на ли-це неизвестного отразилась такая черная ненависть и нервное раздражение, что я с трудом удержался, чтобы не вмешаться и не устроить публичный скандал. Держу пари на что угодно, что злополучная соба-ка играла в жизни своего еще более злополучного хозяина ту же роль, какую он сам играл в жизни сво-его, вероятно, столь же жалкого начальника.

СОБАКИ И ДЕТИ
Других нисколько не манило
Помериться с тобою силой.
Иное дело, что, любя,
Трепал меня ты, я - тебя.

У.Лендор

Мне не очень повезло в том смысле, что я провел свое раннее детство без собаки. Моя мать принадле-жала к поколению, которое только что открыло для себя микробов. Тогда в зажиточных семьях боль-шинство детей болело рахитом, потому что молоко стерилизовалось до тех пор, пока все витамины не разрушались полностью. Только когда я достиг мыслящего возраста и с меня можно было взять доста-точно надежное честное слово, что я не дам собаке облизывать себя, мне наконец было дозволено обза-вестись первой в моей жизни собакой. К несчастью, этот песик оказался настоящим дураком и надолго отбил у меня всякое желание иметь собаку. Я уже рассказывал вам об этом бесхребетном существ - таксе Кроки.
Мои же дети росли в теснейшем общении с собаками - в годы из раннего детства у нас было пять со-бак. Я словно сейчас вижу, как эти крошки, к неописуемому ужасу моей бедной мамы, проползали на четвереньках под животом огромной овчарки. Когда мой сын учился ходить, он имел обыкновение вцеп-ляться в длинный хвост Титы, чтобы принять вертикальную позицию, необходимую для хождения на двух, а не на четырех конечностях. Тита переносила эту операцию с ангельским терпением, но едва ма-лыш выпрямлялся и отпускал ее истерзанный хвост, как она принималась вилять этим хвостом с таким облегчением, что, как правило, задевала своего маленького мучителя, и он снова валился на пол.
Чуткие собаки особенно ласковы с детьми любимого хозяина, словно они понимают, как дороги ему эти существа. И бояться, что собака причинит вред ребенку, нелепо; наоборот, существует опасность, что собака, спуская детям слишком многое, может приучить их к грубости и неумению замечать чужую боль. Этого следует остерегаться, особенно когда речь идет о крупных и добродушных псах вроде сен-бернаров и ньюфаундлендов. Но обычно собаки прекрасно умеют уклоняться от слишком уж назойливо-го внимания детей - факт, обладающий значительной воспитательной ценностью; поскольку нормальные дети получают большое удовольствие от общества собак и огорчаются, когда те от них убегают, они вскоре начинают соображать, как следует себя вести, чтобы собаки видели в них хороших товарищей. В результате дети, хотя бы немного тактичные от природы, еще в очень раннем возрасте привыкают счи-таться с другими.
Когда, придя в гости, я замечаю, что собака не избегает пяти-шестилетнего ребенка, а спокойно к нему подходит, мое уважение и к ребенку и ко всей семье немедленно возрастает. К несчастью, дети наших соседей лишены той мягкости, которая необходима для общения с собакой. В окрестностях нашей де-ревни вы не встретите группы мальчишек, которых сопровождал бы собака - и тем более несколько со-бак. Конечно, я знаю немало ребятишек, которые у себя дома ласковы с собаками, но стоит им собраться большой компанией, как в ней непременно отыщется хотя бы один любитель мучить животных, и он подчинит своему влиянию всех остальных. Как бы то ни было, но средняя нижнеавстрийская собака, завидев среднего нижнеавстрийского мальчика, пускается наутек. Однако такое положение вещей от-нюдь не обязательно, и существует оно далеко не везде. Например, в Белоруссии почти в любой деревне вы обязательно увидите на улице смешанную компанию мальчишек и собак - белоголовых карапузов пяти-семи лет и разнообразных дворняжек. Собаки нисколько не боятся мальчуганов, а, наоборот, пита-ют к ним глубочайшее доверие, что позволяет многое узнать о характере и наклонностях этих малышей.
Самый удивительный из известных мне примеров дружбы между собакой и ребенком относится к дням моего собственного детства. Ребенком был мой будущий шурин, Петер Пфлаум, сын владельца замка Альтенберг, а собакой - огромный угольно-черный ньюфаундленд. Лорд, как звали ньюфаундленда, об-ладал поистине идеальным характером: он был храбр до безрассудства, предан, умен и благороден. Пе-тер же, как он любил похвастать и теперь, заслуженно слыл отпетым шалуном и проказником. И вот это-го одиннадцатилетнего мальчика огромный ньюфаундленд выбрал своим хозяином, когда его уже взрос-лым, полуторагодовалым псом привезли в Альтенберг. Мне до сих пор непонятно, чем объяснялся его выбор, поскольку Лорд принадлежал к тому типу собак, которые обычно тяготеют к взрослым мужчинам - чаще всего к главе семейства. Возможно, тут какую-то роль сыграли рыцарственные побуждения, так как Петер был самым маленьким и слабым не только по сравнению со своими тремя братьями, но и со всей буйной компанией из множества мальчишек и двух-трех девочек - грозой альтенбергского леса, где ни играли в индейцев и устраивали взрывы очень реалистические, а зачастую и вполне реальные. Но хо-тел бы я посмотреть, какой мальчишка рискнет ударить другого мальчишку, если собака, могучая, как лев, и черная, как ночь, тут же положит ему на плечи две тяжелые лапы, обнажит у самого его носа ог-ромные белоснежные зубы и угрожающе заворчит в тоне самой низкой органной трубы. Петер платил за эту преданность горячей любовью, и они с Лордом были неразлучны. В результате его образование не-сколько страдал, так как даже сам господин Нидермейер, строгий гувернер мальчика, рано лишившегося отца, не осмеливался поднять голос на Петера - в противном случае из угла комнаты донеслось бы зло-вещее рокочущее рычание и к ним величественно приблизился бы черный лев, после чего господину Ни-дермейеру осталось бы только беспомощно пожать плечами и отвернуться.
Моя мать рассказывала мне о таком же случае в доме ее родителей, где могучий леонбергер (эта порода также принадлежит к крупнейшим) избрал своей хозяйкой младшую из сестер, которую, как и Петера, безжалостно тиранили старшие дети.
Я питаю предубеждение против людей - и даже очень маленьких детей, - которые боятся собак. Преду-беждение это абсолютно неоправданно - вполне естественно, что маленькое существо при первом зна-комстве пугается больших незнакомых собак и умеют обходиться с ними, вполне оправдано, так как на это способны лишь те, кто чувствует природу и животных. Мои собственные дети становились заядлыми собачатниками еще задолго до того, как им исполнялся год, и они даже подумать не могли, что собака способна причинить им зло. По этой причине моя дочь Агнесса, когда ей было около шести лет, напугала меня до полусмерти. Случилось это при следующих обстоятельствах. Однажды Агнесса и ее брат верну-лись с прогулки в сопровождении большой красивой овчарки, которая пристала к ним по дороге. Я ре-шил, что собаке лет шесть-семь - в дальнейшем оказалось, что я не ошибся. Овчарка шла за детьми до самого дома, держалась "рядом". Она казалась пришибленной и дала мне погладить себя с большой не-охотой, наморщив губы. Но к детям она льнула с непонятным упорством. Я ничего не мог понять. Соба-ка казалась душевно неуравновешенной, а главное, с какой стати она внезапно прониклась любовью к моим детям? Позже все объяснилось самым естественным образом. Овчарка была очень нервной и боя-лась ружейных выстрелов. Она жила в деревне, километрах в девяти выше по реке, и во время местного праздника стрельба в тире привела ее в такой ужас, что она убежала куда глаза глядят и не сумела оты-скать дорогу домой. У ее владельца было двое детей, которых овчарка обожала и которые были пример-но ровесниками моим. Вот почему она и пристала к Агнессе и ее брату, когда повстречала их. Но тогда я ничего этого не знал и не слишком охотно уступил мольбам детей, которые упрашивали оставить овчар-ку у нас, если ее хозяин не отыщется. Конечно, им очень нравилось, что такая большая и красивая собака с таким упорством ищет их общества.
Ситуация, помимо всего прочего, осложнялась еще и тем, что наш собственный пес Волк I также был чрезвычайно привязан к детям на особый, независимый и сдержанный лад волчьей собаки-самца. Не-трудно понять, что появление этого угодливого раба, этого наголо самозванца, который узурпировал его место в сердце детей, смертельно уязвило гордость Волка. Сначала моих многочисленных угроз, обра-щенных к обоим псам, и робкого вида пришельца оказалось достаточно, чтобы предотвратить драку.
Но взрыв был неизбежен. Мне пришлось удалиться в некое небольшое помещение за ванной на вернем этаже, как вдруг мои мирные размышления были прерваны шумом ожесточенной собачьей драки, к ко-торому - о ужас! - тут же примешались вопли моей маленькой Агнессы, звавшей на помощь. Я кинулся вниз по лестнице, одной рукой придерживая брюки, и видел перед крылом ужасающее зрелище - двух собак, сцепившихся в беспощадной схватке, и торчащие из-под них ножки моей дочери. Обезумев, я ки-нулся к ним, схватил собак за загривки, с нечеловеческой силой разнял их и увидел, что Агнесса лежит на спине и тоже крепко держит Волка и незнакомца за шеи, стараясь их растащить. Потом она объяснила мне, что произошло: усевшись на землю между двумя псами, она принялась гладить обоих, чтобы поми-рить. Конечно, это средство возымело противоположное действие, и псы бросились друг на друга. Аг-несса хотела их разнять и не выпустила, даже когда они опрокинули ее на спину и продолжали драться над ней. И все-таки она ни на секунду не подумала, что тот или другой может укусить и ее.